Небольшое лирическое вступление:
1996 год, мне славные пятнадцать. Умер дедушка, который меня и воспитывал, а маменька в это время проживала со своим очередным супругом через пару районов. С дедом они не ладили, со мной — тем более, сладить не могли.
И тут — хата освободилась, я в свободном полете, да еще и в самом таком бунтарском возрасте, умноженном на мой и без того не конфетный характер.
Маменька объявилась на ПМЖ и с порога заявила: дед умер, я тут теперь авторитет!
Надо ли говорить, чем это самопровозглашение кончилось? Стычки у нас происходили каждодневно, порой до кровавых побоищ с отчимом. Самую малость спасала школа: родители уматывали на работу утром, я во вторую смену торчала на уроках, а пару вечерних часов можно было друг друга перетерпеть…
На лето же меня отправили в лагерь, чтобы хоть немного зализать раны (кое-кому пришлось и зашивать, а нечего было на меня кулаками размахивать, я, может, и маленькая, но в летящую на меня руку могу и голыми зубами вцепиться. С паршивого барана хоть клок…).
В лагере я, собственно, познакомилась с очаровательным вожатым по кличке Киса. Учился этот покоритель подростковых сердец в институте культуры, на актерском факультете.
Из чувства противоречия и, конечно же, подростковой влюбленности, я наплевала на династическую предопределенность — идти в медицину — и пошла знакомиться с институтом культуры. Кстати, не жалею ни минуты, мои лучшие годы прошли именно там, вдохновенно и назло предкам, которые спали и видели во мне… криминалиста. С моими-то поисковыми характеристиками. (Надеюсь, теперь их гештальт закрыт).
А я культурно-исторические контексты с тех пор очень уважаю. И, возможно, именно этот образовательный бэкграунд и стал прекрасной основой для всей моей последующей исследовательской работы в области биологии питания.
В общем, пора уже разобраться с точки зрения исторического контекста, что ж за фразу-то у нас все повторяют про щи да кашу. И правда ли, что именно это ели наши предки.
Возможно, каких-то отдельно взятых граждан за особо зверские виртуальные прегрешения забанили в Гугле, а у меня там пока безлимитный доступ к поисковым запросам. И вот что у меня получилось:
Суворов подходил к ротному котлу, брал деревянную ложку и, подув на горячие щи, с аппетитом хлебал их.
— Помилуй бог хороши. Наваристы! Давай, братцы, нажми! Щи да каша — пища наша».
Евгений Александрович Федоров, «Каменный пояс»
Словари русских пословиц и поговорок поясняют, что это крылатое выражение означает непритязательное отношение человека к пище, к жизни, к быту.
«Щи да каша — пища наша», — гласила старая военная поговорка. А. А. Игнатьев, «Пятьдесят лет в строю», Кн. 1–2, 1947–1953 гг. (цитата из Национального корпуса русского языка).
Итого, никакая это не русская традиционная древность, а походно-полевая, крайне скудная и малопитательная еда, которой солдаты были вынуждены довольствоваться в условиях до изобретения мясных консервов и прочих способов хранения более питательной пищи.
В военных обозах, знаете ли, тем более, в походах через горы много не натаскаешь. Впрочем, я стесняюсь спросить, куда же делось знаменитое вяленое мясо «крошками», которое прекрасно добавляли в ту самую кашу те самые предки, которых в дело и не в дело поминают.
Теперь, не будучи вырванным из своего культурного контекста, выражение приобретает совсем другой смысл.
Полководец прекрасно понимает (хоть он и не врач), что солдатам физически плохо. Горы, воздух разреженный, холодрыга несусветная, тащат де-факто на верную смерть. А тут еще нутрициональная плотность у походной еды — так себе, кошкины слезы.
Как еще гениальный вояка мог хоть немного взбодрить солдатский дух и одной фразой пресечь все возможные голодные бунты? Правильно, подав личный пример! Продемонстрировав, что он и сам не брезгует такой не ахти себе едой.
Так что, контекст у этого выражения несколько саркастический. И уж точно не говорит, что это было вкусно, питательно, полезно или привычно для солдат. Это было вынужденно.
Возможно, я сейчас сломала чей-то шаблон представлений о традиционном питании. Возможно, любители поковыряться в исторических источниках заведут со мной длинный занудный диспут…
Не протестую. Приложу только скрин переписки со своим научным руководителем. И покажу, как выглядит нутрициональный состав типичного овощного блюда (в нашем случае это рагу, но от пустых щей его отличает только меньшее количество жижи).
Ну и? Много сил будет у солдат, шагающих по горам, после такого пайка?
Впрочем, о том, как люди выживали (и продолжают выживать) при самом скудном рационе, я рассказывала, очень подробно в четвертом сезоне клуба «Биологика». Разгадав загадку заключенных в концлагере: почему молодые и здоровые белорусские парни умирали первыми, а какой-нибудь тщедушный дедулька мог доскрипеть до освобождения, потеряв по дороге всего пару зубов.
Там же можно узнать и о том, что такое механизм биоэнергетического ресинтеза, что такое пластичность метаболизма и причем тут история великого пианиста Владислава Шпильмана.
Знаете ли, очень люблю рассматривать медицинские феномены с точки зрения культурно-исторических реалий. Весьма помогает ответить на вопросы, которые бессилен объяснить любой эндокринолог или нутрициолог.
И полагаю, эти ответы будут полезны для понимания, почему вы уже ничего не едите, питаетесь одним воздухом, но все равно не худеете.
Потому что дядям-фантазерам, конечно, очень хочется, чтобы организм работал по строгим физматематическим законам термодинамики, но в реальности он работает по законам биологики.
Хотите знать, как именно — присоединяйтесь к нашему тайному клубу!